1.01

[We-love-Dean]

Название: без названия
Автор: Solei Moon Frai aka Том Ханнигер страдающий шизофренией и с капюшоном
Фэндом: «Supernatural»
Pairing: Сэм/Дин
Rating: PG-13
Genre: romance
Disclaimer: Wish no harm made no money
WARNING: нет

Я где-то вовремя не поставил точку.
Наверное, именно так он должен был ответить Джессике, когда она спросила, почему он никогда не рассказывал ей про своих родных… Вообще-то, он рассказывал – не прятался и не пытался обидеть её дешёвой ложью.
– Семья из четырёх человек, Джесс. Лоуренс, штат Канзас. Осталось трое, когда мать погибла в пожаре. Теперь вот я один – отец со старшим мотаются неизвестно где, кочуют из города в город, перебиваясь случайными заработками…
Он рассказывал. Просто есть несколько слов, которым не место в историях о том, о чём бы она хотела услышать – а без них в рассказе не остаётся смысла, как ни тасуй, ни сплетай в красочные образы весь оставшийся словарный запас.
Сэм бы никогда не стал рассказывать ей про дороги – про те, что ниточками вьются на карте и укатанной бетонной лентой несутся под колёса, когда брат с его извечным, шальным: «О, да, детка!» выжимает сотню. Сэм не хочет, чтобы Джессика знала о том, что дороги пьют тебя, твою радость и горе – впитывают в асфальт через днище машины, прячут в трещинках и в застывшем гудроне, и разматываются за спиной, навеки оставаясь в чужих округах и штатах бессчетными милями твоей реальности и снов. Не хочет, чтобы она знала о том, что дороги умеют говорить – жёлтым светом встречных фар, гудением проводов, голосами тех, кто остался венками на одиноких столбах, и тех, кто жив и голосует на обочине в надежде, что вам по пути хотя бы до ближайшего мотеля…
– Дин, а чем ты расплатился? Всё ещё жульничаешь с кредитными карточками?
За два года Сэм не забыл, что такое дороги. Это такие вот заправки с колокольчиком над дверью – где шиномонтаж и замена масла всего за 24.50 $, где хозяин обычно заспанный и рыгает пивом, где пахнет дешёвым кофе, бензином и пылью, а сквозь щели в дощатом навесе над колонкой пробивается полуденное солнце. Он не забыл, что дороги это шлейф сухой листвы и покосившиеся деревянные щиты на въезде в город, это запах кожаной куртки и клубничной жвачки, это «слушай, Сэмми, водитель выбирает музыку, а пассажир помалкивает…» Дороги не уходят бесследно, они остаются в тебе – серыми полосками вен под кожей, стёршимся чувством времени, оставляющим на нервах следы тормозного пути, когда хочется, вот как сейчас, замереть и просто смотреть, не отрываясь.
Сэм бы никогда не стал рассказывать ей про демонов. Она засыпает, как младенец – задрав на животе свою маечку со щенками и приоткрыв пухлый рот. Ей совсем не обязательно знать, что двадцать два года назад его мать не просто сгорела при пожаре. Она горела, пришпиленная к потолку, как бабочка, в окровавленном платье, а рядом в пламени клубилось что-то чёрное: что-то, что дышало и выгибало спину, тянулось к ним, смеялось над болью и страхом их отца, что-то, что уже давно ждало с ним встречи. Ей не обязательно знать, что у любой сказки, у любой легенды есть обратная сторона – тёмная и вполне реальная, которая входит в дома и на свой выбор клеймит изголовья колыбелей…
Демоны были уже после дорог. Когда из пелёнок Сэм перебрался в ползунки, а из ползунков – в штанишки. Когда ответ на невинный детский вопрос: «а где мама?» чуть позже заставил спросить, что такое страх, и что такое смерть. Когда он понял, что они не просто катаются, когда увидел в багажнике отцовской «Импалы» целый арсенал, соль и странные книги. Кто знает, может быть, стоило поставить точку именно здесь, просто сказать: «это не моя война…»
Мост Селвениан закрыт, но деревянная решётка на въезде пробита – так и не сменили после того, как в неё врезалась машина последней жертвы. Ржавчина на балках, как кровь, и в темноте и тишине слышно, как внизу, затянутая туманом, бежит по камням мелкая, грязная река. Есть такие демоны, которые, как из семени, вырастают из человеческих ошибок. Мутный поток… Ветер, треплющий белые лохмотья на теле бредущей вдоль шоссе самоубийцы… Ревность…
– Я смотрю, для тебя это серьёзно… Решил стать адвокатом, жениться на Джессике? А Джессика знает о тебе?!
Сэм почти не чувствует, что бьётся спиной и затылком о железную ферму моста. Дин горячо дышит прямо в лицо, зрачки расширены – и словно что-то горит и гниёт у него внутри смесью застарелой боли и злобы, и чего-то ещё, незнакомого, за чем бы Сэм пошёл на край света, не будь оно лишь пьяным отблеском качающихся над мостом фонарей.
Сэм бы никогда не стал рассказывать Джессике про Дина. Ты видела его сама, малышка – он такой, он любит хамить и цепляться к красивым девчонкам, у него в крови дороги и демоны, но он был уже после, за несколько месяцев до того, как я уехал в Стэнфорд и встретил тебя…
Про Дина можно рассказывать целую вечность – забавное и страшное, и трогательное. Наверняка, из сотен тысяч слов найдётся пара-тройка, которые будут только лишь о старшем брате и ни о ком другом. Но Сэм не хочет перебирать эти сотни тысяч, чтобы вычленить нужные, не хочет вспоминать, что у Дина ресницы с рыжиной, а глаза запылённые и солнечные, и из уголков тонкими лучиками разбегаются морщинки всякий раз, как он смеётся или щурится на слепой после дождя асфальт. Не хочет вспоминать, что иногда после охоты Дин отхлёбывает виски и стаскивает через голову грязную, разорванную майку – и где-то в полутьме под ладонями Сэма горячая кожа, горячая липкая кровь, текущая из раны… и внизу живота тоже горячо и всё дёргает от болезненно-злого: «полегче там… блять…», пока трясущиеся пальцы зашивают и протирают антисептиком. Он никогда не расскажет ей, как трудно иногда бывает заснуть в придорожных мотелях. Может быть, оттого, что лунный свет пробивается сквозь сломанные жалюзи, а может быть, оттого, что Дин тоже не спит – и Сэму кажется, что брат догадывается. О чём-то догадывается, точно.
В отцовском номере везде рассыпана соль. К запаху тины, которой несёт от грязных диновых шмоток, примешивается затхлая, тошнотворная вонь протухших котлет. Отца не было здесь уже несколько дней. Дин выбросил его гамбургеры, но вонь, кажется, въелась в постельное бельё, в коврики, даже в развешанные на стенах вырезки из старых газет и книг.
– Ладно, ты отыщи адрес этого Джозефа, а я пока в душ – приведу себя в порядок.
Сэм гасит прикроватную лампу – вполне хватает того света, который просачивается из-за тяжёлых штор. В ванной шумит вода… тёплые ручейки мыльной пены по волосам, по гладкой, скользкой коже… Есть очень много способов рассказать, но ни один из них не годится. Да и рассказывать там особо нечего. Просто однажды они с Дином вот так же, как сейчас, остались одни, и дверь в душевую, где плескался старший, была чуть-чуть приоткрыта. И Сэм опомнился слишком поздно – когда вдруг ясно понял, что хочет очутиться рядом, прижать всем телом к кафелю, тереться, тыкаться губами в пьяную, ошалевшую ухмылку. Рассказывать там особо нечего. Но честнее будет не рассказывать даже это, правда?
Наверное, тогда он поставил точку. Как смог. Больше похожую на кляксу – когда дрочил на родного брата за стенкой, в туалете. Попробовал вычеркнуть из жизни, оборвать телефон. Слишком поздно. Спустя два года Дин улыбается – и выбора нет, хотя ответить Сэм может всё, что угодно. Просто, наверное, Дин всё же был раньше дорог и демонов…
Голос Джессики в телефонной трубке дёргает и мучает своей нежностью – действительно, малышка, уже десять вечера, суббота. Дороги, демоны, Дин – то, о чём он не может ей рассказать… Воспоминания, словно нити, сплетаются на шее в петлю и тянут обратно. Я вернусь в понедельник, обещаю. Я помню, где теперь мой дом – там, где твоё овсяное печенье с изюмом, стипендия и карьера юриста.
«Мне не попасть домой…» Дин пожимает плечом. Не пророчество – просто мёртвый голос на истершейся плёнке.
Дороги, демоны, Дин…
Красный отблеск пожара – с которого всё началось и никак не может закончиться.
Я где-то вовремя не поставил точку.
Дин поворачивает ключ зажигания – и жизнь начинается с новой страницы. Глупо, но в самом начале точку никогда не ставят. Надо написать хотя бы одно слово. Сэм знает точно, это будет имя его брата.